Все, что происходит вокруг современных Олимпийских игр, невозможно понять, если не знать истории их развития. Дело в том, что превращение Олимпиад во всемирное рекламное зрелище – явление сравнительно недавнее. Сто лет назад Олимпийские игры были тем, чем их задумал барон Пьер де Кубертен, – развлечением для состоятельных любителей физических упражнений.

 

---

Профессионалы и любители

Конечно, спорта как такового в кубертеновские времена было полно. Только это был профессиональный спорт. Господа платили деньги, чтобы посмотреть, как поднимают тяжести бывшие грузчики и избивают друг друга бывшие уличные хулиганы. Джентльмену становиться рядом было как-то неудобно, вот и возникли специальные «игры джентльменов».

Главной проблемой коммерциализации любых соревнований в те годы было то, что каждый матч, турнир или забег оказывался «изолированным», местным зрелищем. Организаторы соревнований могли заработать (и зарабатывали) на продаже входных билетов, на продаже закусок и напитков, ну и, конечно же, на рекламе, которая тем не менее оказывалась ограничена местом состязаний. Соревнования были частным делом атлетов и их покровителей, причем идеологи Олимпийских игр очень сильно нажимали на их «любительский статус».

Требование «любительства» было настолько серьезным, что чиновники отобрали золотые олимпийские медали у собственного десятиборца Джимми Торпа. Великий атлет обвинялся в том, что однажды взял у спонсоров небольшую сумму на оплату железнодорожных билетов. Поэтому и теннис, чрезвычайно модный и популярный спорт, отсутствовал в программах Олимпиад на протяжении практически всего ХХ века – по причине того, что все теннисные «звезды» зарабатывали в коммерческих турнирах, с взносами участников и призовыми фондами. На Олимпиадах первой половины ХХ века побеждали преимущественно студенты хороших американских университетов, люди, имевшие и средства и свободное время для занятий спортом.

 

Триумфы и трагедии

Попытки превратить «битву спортсменов» в «битву государств» начались в середине века. Первыми, кто сделал ставку на PR-возможности Олимпиады, стали нацисты, сумевшие превратить Берлинские Игры 1936 года в грандиозную пропагандистскую акцию.

После Второй мировой войны Олимпийскими играми заинтересовались в СССР – начальству понравилась идея доказать перед всем миром преимущества советского строя столь очевидным способом – в секундах и килограммах спортивных рекордов. Но «спорт высших достижений», как он понимался в Советском Союзе, на самом деле не имел ничего общего с «физкультурой и здоровьем». Как замечал великий атлет Юрий Власов, это был тяжелый труд, рискованный и опасный для жизни. Биографии множества спортсменов подтверждают справедливость этих слов. Можно вспомнить страшную судьбу Елены Мухиной. Абсолютная чемпионка мира во время тренировки накануне Олимпиады-80 сломала позвоночник и остаток жизни прожила прикованной к постели. Международный Олимпийский комитет наградил ее Серебряным Олимпийским орденом – в знак сочувствия и почтения. Но что мог дать этот орден изувеченной молодой женщине?

Фундамент нынешних конфликтов вокруг Олимпиад был заложен на рубеже 1960-х годов. Становилось понятно, что картины спортивных соревнований могут быть растиражированы благодаря телевидению. Во-вторых, стало также понятно, что рекорды олимпийцев поддерживаются фармакологий, тем более что никакого допинг-контроля в то время просто не существовало.

Поводом к введению такого контроля стала трагедия на Олимпийских играх в Риме, когда датский велосипедист Кнуд Иенсен прямо во время гонки погиб из-за передозировки амфетаминов – существенно повышающих выносливость за счет резервных сил организма. И уже на следующей Олимпиаде в Токио спортсменов начали «проверять». Найти ничего не удалось – не было методик обнаружения в организме человека запрещенных субстанций. Медицинская комиссия МОК была учреждена в 1967 году. Тогда же был создан первый список запрещенных препаратов и введено правило об обязательном допинг-контроле на международных соревнованиях.

 

Допинговый рычаг

И вот здесь начались проблемы. Дело в том, что и тренеры, и атлеты, и спортивные функционеры прекрасно понимали – большой спорт как «занятие для любителей» кончился бесповоротно. Спортивное сообщество подошло к пределам возможностей человеческого организма.

Завершились времена, когда на Олимпиадах могли блистать атлеты вроде Альфреда Ортера, дискобола, от природы одаренного фантастической силой и координацией движений. Альфред Ортер работал преподавателем физкультуры в женском колледже, раз в четыре года выигрывал отборочные соревнования в США и ехал на Игры (и тоже выигрывал, четырежды подряд). Такому типу спортсмена-любителя пришел конец – просто потому, что им для участия в состязаниях мирового уровня ничем другим, кроме спорта, заниматься уже не было возможно. Кроме работоспособности и исключительных физических данных нужны были еще мощные фармакологические программы, составленные с учетом индивидуальных особенностей атлета.

Особую роль в развитии женского олимпийского спорта сыграли гормональные препараты. Самым громким «гендерным скандалом» в большом спорте стала история чемпионки Европы, толкательницы ядра Хайди Кригер из ГДР. Передозировка гормонов сделала свое дело, и Хайди пришлось сменить пол, став Андреасом Кригером.

Но главным козырем мирового спорта оказался препарат станозолол, анаболический стероид. Он был синтезирован еще в середине 1950-х годов. А в 1970-е немецкая фирма «Винтроп» стала выпускать таблетки под названием «Стромба» и эмульсионные инъекции «Винстрол», быстро ставшие популярными среди элиты мирового спорта. Станозанол считался допингом, но «не ловился» существовавшими тогда методами допинг-контроля, и его принимали все ведущие атлеты – за исключением членов сборной ГДР, которая использовала еще более «крутой» препарат – оралтуринабол.

 

Спорт становится бизнесом

Спортсмены били рекорды, а тем временем немецкий профессор Манфред Донике, основатель и директор Института биохимии спорта, работал над новой методикой для чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона. Он представил ее накануне первого Чемпионата мира по легкой атлетике в 1983 году. Участников проверили – и результаты оказались такими, что руководители Международной федерации легкой атлетики решили их проигнорировать – иначе медали пришлось бы снимать со всех чемпионов.

Ситуация осложнялась еще и тем обстоятельством, что на кону стояла перспектива по настоящему мощной коммерциализации спорта. Во главе Международного Олимпийского комитета стоял испанец Хуан Антонио Самаранч, сделавший карьеру чиновника при генералиссимусе Франке и одновременно сумевший наладить добрые отношения со спортивными чиновниками СССР (он был послом Испании в Москве). Когда Самарнч возглавил МОК, на счету организации оставалось всего полмиллиона долларов и никакого международного влияния комитет не имел. Самарнч придумал, как сделать Олимпиаду большим бизнесом.

Во-первых, он официально согласился на участие в Играх профессиональных спортсменов. Во-вторых, Самаранч сделал ставку на расширение программы Игр и участие в них женщин, рассудив, что стройные красавицы будут отличной приманкой для телезрителей.

Продажа прав на телетрансляцию Олимпиады-80 в Москве принесла МОК около ста миллионов долларов. Десять лет спустя Самаранч продал телекомпании NBC права на трансляцию на территорию США всех зимних и летних Игр до 2008 года уже за $2,5 млрд. А в 2008 году только телетрансляция Игр в Пекине принесла Комитету рекордные $1,6 млрд. Самаранч стал жестко контролировать и увеличивать продажу прав на олимпийскую символику. Хуан Антонио Самаранч превратил Игры из унылого «противостояния спортивных держав» в мировое гламурное шоу.

 

Кто в спорте хозяин?

И вот тут возникла сложнейшая проблема. В важность и прибыльность Олимпийских игр уверовали все, но кто должен был рулить этим глобальным бизнесом в мировом масштабе?

Телевизионные магнаты и производители спортивной одежды утверждали, что именно они платят и заказывают музыку. Ерунда, возражали спортивные чиновники из национальных федераций и министерств, это мы копаемся по локоть в нуждах спортсменов, создаем фабрики чемпионов, вытаскиваем атлетов из некрасивых историй, наконец, просто платим им огромные деньги. Главные – мы, возражали политики, ведь болельщики, они же избиратели, хотят видеть победы наших ребят.

Подавали голос и заслуженные спортсмены – это мы умираем на тренировках, ломаем кости на ринге, принимаем таблетки, которые, мягко говоря, не способствуют долгой жизни. Мы тоже хотим свою долю!

И тут Хуан Антонио Самаранч пошел с козырного туза. И козырь назывался «борьбой с допингом».

«То, что все спортсмены употребляют допинг, я вам подтвердить не могу. А вот, что могу подтвердить, – действительно, допингом пользуются многие, и при этом ловят не всех, – признавал Самаранч в одном из интервью. «Но те, кого мы поймаем, могут пенять на себя», – мог бы добавить он.

И в 1988 году Международный олимпийский комитет выиграл решающую битву за командные высоты в мировом спорте. Золотой медали был лишен рекордсмен мира спринтер Бен Джонсон, принимавший тот самый станозанол. Джонсон был уверен, что его не поймают, а если и поймают – не будут выносить сор из избы. Великий атлет протестовал и даже плакал, утверждая, что станозанол принимают все. С этим утверждением никто не спорил, но сказать, что мировой рекорд был поставлен Джонсоном без использования запрещенного препарата, также никто не мог.

Джонсон был дисквалифицирован, а Международный олимпийский комитет доказал всем, кто является настоящим хозяином бизнес-проекта под названием «Олимпийские игры». Ведь эксперты МОК могли – и в точном соответствии с правилами и законами, признанными всеми участниками олимпийского процесса – обнулить любой олимпийский результат.

Большой бизнес отнесся к позиции МОК двояко: спортсменов, конечно, жалко, но зато в рекламные контракты атлетов стали вносить разнообразные неустойки, если звезда попадется на допинге. Кроме того, позицию Самаранча и борцов с допингом поддержали организаторы спортивных тотализаторов – по очевидным причинам, ведь инсайдеры, точно знающие имена будущих «допинговых чемпионов», могли серьезно вмешаться в их бизнес.

А что же делать сейчас? Самый простой вариант – признать допинг и разделить соревнования на два вида – с допинг-контролем, настоящим, без исключений, и без такового. Да, там, где будет допинг-контроль, не будет рекордов и супер результатов. Но будет борьба, интрига и новые лица. И кто знает, что больше понравится телезрителям?