Экономика

Почему снова «падает» российская промышленность?

Промышленное производство в России в 2017 году выросло всего на 1%, что вдвое ниже официального прогноза Минэкономики, а также меньше показателя 2016 года, когда рост составлял 1,3%, подсчитал Росстат. О том, почему такой маленький рост в российской промышленности, рассказывает экономист Дмитрий Прокофьев.

 


Предсказуемый итог

Росстат подвел итоги четвертого квартала ушедшего года, и выяснил, что российская промышленность сократила объем производства к концу года. В первом квартале 2017 года рост составлял плюс 0,1% по отношению к аналогичному периоду 2016 года, во втором – плюс 3,8%, в третьем квартале рост замедлился, составив 1,4%, а в четвертом промышленность уже сократилась на 1,7%

При этом сокращение произошло во всех основных отраслях: энергетика «упала» на 4,7% (в годовом выражении), водоснабжение и водоотведение – на 3,6%, обработка – на 2,2%. На этом фоне лучше всех выглядит «наше все», то есть нефть, газ и металлы: их добыча снизилась всего на 0,7%.

Можно, правда, порадоваться за такие отрасли, как авиаперевозки (по итогам 2017 года они выросли на 20%) и продажи легковых автомобилей (+12%). Рост выпуска грузовых автомобилей составил 16,9% (он включает в себя производство спецтехники для Росгвардии и армии). Зато производство большинства других видов транспортной техники – автобусов, электро- и тепловозов – сокращалось.

Рост потребления электроэнергии (один из объективных признаков экономического подъема) также составил 1,7%. Но в целом ситуация, конечно же, плачевная.

В сущности, итоги года можно было предсказать, посмотрев на «достижения» ноября. Тогда статистика зафиксировала рекордный за шесть лет спад обрабатывающей промышленности – на 4,7%. Разумеется, он сильно сказался на общих показателях. А в декабре промышленность продолжила падение – на 1,5%.

 

Очевидная угроза

Правда, по итогам года общий промышленный рост все-таки достиг показателя в один процент, но все понимают, что эта прибавка находится в рамках статистической погрешности.

Водоснабжение сократилось, обрабатывающие производства и энергетика увеличили выпуск незначительно, единственная отрасль, где зафиксирован рост, «вытянувший» экономику на условно приемлемый показатель, – это добыча полезных ископаемых, прибавившая два процента.

Рассуждая формально, это если не еще не промышленная рецессия, то ее очевидная угроза. Индекс промышленного производства, практически беспрерывно сокращающийся последние полгода, начиная с июня 2017 года, в ноябре спустился даже ниже среднегодового показателя «докризисного» 2014 года (первый раз за полтора года). Поэтому Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), считает, что российская промышленность уже пребывает «в состоянии рецессии» уже с середины прошлого года. А все показатели «роста» – не более чем ухищрения статистиков.

Более того, промышленность, очевидно, продолжит сокращаться и в первом квартале уже 2018 года. Суммируя различные экспертные оценки, можно сказать, что ее падение будет на уровне половины процента. Разумеется, на таком коротком временном отрезке вычислять промышленный рост не вполне корректно, но тенденция очевидна. Даже самые оптимистично настроенные экономисты не могут указать ни одного действующего драйвера российской экономики, кроме газа и нефти.

 

Долги и депозиты

Еще есть потребительские кредиты, в которых население буквально барахтается. Однако они почему-то не могут подтолкнуть экономику вперед. Как верно заметил экономист Андрей Мовчан, Россия наконец-то догнала Соединенные Штаты по важному параметру: доля доходов населения, которое оно тратит на выплату процентов по кредитам, в США и России теперь одинаковы.

Правда, с учетом структуры распределения этих долгов для 30% россиян, входящих в низкооплачиваемую категорию населения, кредитная нагрузка по сравнению с доходом в пять раз выше, чем для американских бедняков. Задолженность физических лиц по банковским кредитам по итогам 2017 года увеличилась на 1,2 трлн рублей и составила 13 трлн. Прирост задолженности в прошлом году оказался в 10 раз больше, чем прирост в 2016 году. Прирост задолженности в 2016 году по сравнению с 2015-м годом составлял всего 114 млрд рублей. Гражданам приходится не тратить заработанное, а возвращать в банки, рассчитываясь за восторженный потребительский бум нулевых и начала десятых годов, оплаченный, как мы понимаем теперь, не ростом доходов, а ростом доступности кредитов, щедро раздававшихся желающим.

Однако в 2017 году денежные сбережения, сделанные россиянами, также поставили рекорд, достигнув суммы в 29,5 трлн рублей. Около 10 трлн – это наличные и ценные бумаги, а остальное (19,6 трлн рублей) лежит на депозитных счетах.

 

Неправильное объяснение

Почему эти деньги «не попадают в экономику»? Один из самых популярных ответов – и неправильный в наших условиях – это ответ о чрезмерно жесткой политике Центрального банка РФ, который держит высокую ключевую ставку.

Цепочка рассуждений здесь выглядит примерно так: высокий уровень реальных процентных ставок по кредитам и депозитам стимулирует предприятия к выводу средств из производственного оборота в финансовые вложения, ограничивает возможности расширения оборотного капитала за счет привлечения кредитов, в конечном счете – препятствует запуску новых инвестиционных проектов, занижая их приведенную стоимость.

Или проще: поскольку реальная ставка по депозитам для крупных вкладчиков оказывается выше инфляции, то предприятиям выгоднее держать деньги в финансовых инструментах, вместо того чтобы вкладывать их «в производство».

Это подкрепляется и статистикой: накопление предприятиями средств на срочных рублевых депозитах (рост на 26% за первые десять месяцев 2017 года) сочетается со стагнацией объема привлеченных предприятиями банковских кредитов. Если исключить из статистики кредиты, выданные предприятиям такими гигантами, как Сбербанк и ВТБ, то мы увидим даже их сокращение (примерно на 0,8%). Дальше следует заявление о том, что если бы Центральный банк «дал денег», то все было бы хорошо.

Объяснение хорошее, однако, упускающее из виду ключевое обстоятельство. Центральный банк НЕ «поставляет» деньги в экономику. Он лишь регулирует денежное обращение через нормы резервирования и ключевые процентные ставки. Деньги выдают коммерческие банки. В общем виде схема выглядит так: «Банк А» дает кредит «заемщику Б». Этот заемщик кладет деньги на депозит в «Банк В». Последний, в свою очередь, выдал кредит «Банку А». С каждого такого депозита банк отдает некоторую сумму «в резерв» (хранит в Центральном банке).

Смысл этого кругооборота заключается в том, что современные деньги – это фактически не купюры, а кредиты и долги. И стоимость этих денег для заемщика определяется степенью доверия к нему. Уровень такого доверия выражается в процентной ставке. И если банк не выдает кредит под «два процента» – значит, он не верит в способность конкретного заемщика этот кредит вернуть. Если бы верил, то выдавал бы.

 

Разговор банкира с промышленником

Не выдавая «кредиты» российской промышленности, банковская система всего лишь фиксирует ее неконкурентоспособность на рынке – российском и мировом. Банкиры прекрасно знают, чего на самом деле стоят все эти «инновационные прорывы» и «супертехнологии», о которых рассказывают владельцы заводов.

Ты кому продашь свой товар, спрашивает банкир у «производителя». Только не рассказывай про отечественный рынок: там нет покупателей, потому что низкая зарплата сотрудников – один из ключевых факторов конкурентоспособности российских полугосударственных концернов, и мотивации к ее увеличению у чиновников нет.

Продашь в Европу? Очень хорошо. А это ничего, что по индексу технологической сложности (он фактически определяет степень промышленной конкурентоспособности на мировом рынке) российская экономика находится примерно на сотом месте в мире?

Да, Россия могла бы стать гигантской промышленной площадкой для Европы, стать центром внедрения новых технологий и роботизации, но здесь вступают в дело факторы, над которыми банкиры уже не властны, – политические. Так что если хочешь, бери кредит под десять процентов, нет – извини. В конце концов, задача банкира – зарабатывать деньги для свои клиентов, а не спускать их на фантастические «инфраструктурные проекты».

 

По заветам царя Ивана

А как же рост, который промышленность все-таки демонстрировала во втором квартале, он-то куда делся? Не рост и был, пожмут плечами экономисты. Скажите за него спасибо аномально холодной весне, спровоцировавшей повышенный спрос на отопление, а значит, и на энергию, и на услуги коммунальных служб. А декабрь 2017 года оказался аномально теплым, соответственно, и спрос на услуги «обогревающих» отраслей оказался заметно ниже.

Зависимость от погоды вполне естественна для экономики, скроенной по лекалам шестнадцатого века, когда ее основой является природный ресурс, добываемый меньшей частью населения и монополизированный верхушкой общества, продажа которого определяется внешней конъюнктурой.

Собственно, Россия так жила и при царе Иване, только вместо нефти ее «энергетическим оружием» в «борьбе с Европой» выступали меха. Кстати, для добычи природного ресурса денежная политика в стране, в принципе, значения не имеет. Спад в этих отраслях, отмеченный статистикой во второй половине прошлого года, является таковым на фоне роста, который добывающие отрасли показывали в 2016 году.

Суммарная же добыча нефти за первые 11 месяцев 2017 года вообще осталась на рекордном уровне 2016 года. Добавьте к этому рост цен на углеводороды – вот вам и ответ, почему российский ВВП все-таки остается не «в минусе». Экспорт «главного ресурса» тянет за собой остальную часть экономики, вот только делать это у него получается все хуже.

Понравился материал? Поддержи ПРОВЭД!

 
Партнеры:
Загрузка...
Похожие материалы