Решения об интеграции были правильными, заявил в ходе 13-й пресс-конференции президент России, комментируя вопрос о Евразийском экономическом союзе. О том, как и для чего это объединение создавалось, какие проблемы и возможности несет, рассказывает экономист Дмитрий Прокофьев.

Денежный интерес

Идея о создании на месте бывшего СССР некоего межгосударственного объединения возникла четверть века назад, одновременно с распадом Союза. Причина лежала на поверхности – верхушка всех республик, за исключением балтийских стран, состояла из бывших партийных секретарей КПСС, которые не очень представляли себе жизни «без Союза». В сущности, обновленный Союз Независимых Государств и представлялся им похожим на СССР, где можно было показать населению на Москву как источник проблем, при этом сама «условная Москва» уже не могла своей властью поправлять «товарищей на местах» и указывать им на политические ошибки.

Однако Содружество Независимых Государств некоторое время выглядело перспективным проектом и было даже похоже на Европейский союз – в том смысле, что пользовалось одной валютой, «советский» рубль ходил на всем постсоветском пространстве.

При этом Центральные банки новых республик, с одной стороны, продолжали быть тесно связанными с бывшим Госбанком СССР, превратившимся в Центробанк РФ. С другой стороны, новые «национальные банки» находились под контролем местных властей. Вчерашним боссам КПСС, ставшим президентами независимых республик, очень импонировала возможность «создавать» безналичные рубли, в неограниченных количествах. Но как только это ресурс был утрачен и центральные банки государств, объявивших о своей независимости, лишились возможности безналичной эмиссии российских рублей (это произошло в середине 1992 года), лидеры постсоветских стран сразу потеряли действительный интерес к СНГ.

Впрочем, на словах СНГ никто не отменял. Проект устраивал и Москву (в случае необходимости там позиционировали Россию как политического лидера всего постсоветского пространства), и столицы бывших республик СССР (тамошним начальникам импонировала идея выглядеть «на равных» со вчерашней столицей).

Европейская модель

Но к концу 90-х волны экономической реальности окончательно размыли фундамент СНГ. Оказалось, что никаких серьезных экономических стимулов к объединению республик в рамках бывшего СССР просто нет – не говоря уже о разнице в политических моделях постсоветского устройства. Если в Украине руководители страны так или иначе сменяли друг друга, то в государствах Средней Азии возродилась политическая модель, существовавшая там в позапрошлом веке – просто повелитель страны стал называться президентом.

Система торгового взаимодействия с республиками бывшего СССР с точки зрения России выглядела двусмысленной – в отношениях с Украиной и Беларусью преобладала логика восстановления и создания производственно-логистических цепочек, плюс через Украину и Беларусь проходили главные каналы сбыта главных российских товаров – трубопроводы. А странам Средней Азии Россия могла предложить свои товары – по ценам выше, чем китайские, заинтересована же она была в первую очередь в рабочей силе из этих стран.

Правда, еще в 1994 году лидер Казахстана Нурсултан Назарбаев заговорил о том, что лучшей моделью для взаимодействия бывших советских республик могла бы стать европейская, при которой государства сначала формируют общие рынки, потом начинают унифицировать экономическое законодательство, потом начинают согласовывать некие правила политического общежития. Но к идеям Назарбаева тогда не прислушались.

Внешний фактор

Однако нефтедолларовый дождь, пролившийся на Россию в начале нового столетия, возбудил интерес к созданию нового Союза. В России увидели возможность подкрепить претензии на лидерство огромными деньгами. Начальники постсоветских государств рассудили здраво: если Москва хочет создать политическую конструкцию, которая в глазах населения будет похожа на СССР, а в глазах остального мира будет преподнесена как нечто вроде Евросоюза и при этом готова финансировать проект – почему бы не помочь ей в этом деле. За большие деньги, естественно. Кроме того, у лидеров постсоветских республик, людей опытных и здравомыслящих, не было никаких иллюзий в отношении системы принятия решений, сложившейся в России. Зато у них появилась возможность предстать перед всем миром в роли просвещенных автократов, ведущих свои народы к высоким ценностям. Публично заявленная экономическая идеология Евразийского союза полностью копировала такую же идеологию Европейского союза – были провозглашены «четыре свободы ЕАЭС»: свобода услуг, капитала, рабочей силы и товаров – совсем как в Европе. То, о чем собственно говорил Нурсултан Назарбаев двадцать лет назад.

А в 2014 году случилось событие, которое заставило Москву резко форсировать создание ЕАЭС, – конфликт в отношениях с Украиной и кризис в отношениях с ЕС и США в сочетании с заявленным «разворотом на Восток» мотивировал российское руководство как можно быстрее «запустить» Евразийский экономический союз. Соглашение подписали 29 мая 2014 года, и ЕАЭС начал свою работу с 1 января 2015 года.

Цены подвели

Но что-то пошло не так. В первую очередь подвели цены на нефть, упавшие втрое буквально за два месяца. Вслед за ними отправился и курс рубля, а за рублем последовали и валюты стран нового союза. Казахстану, например, пришлось девальвировать тенге дважды. Подушевой ВВП Казахстана вообще снизился вдвое.

Одновременно начались «санкционные войны» России и ЕС – и тут выяснилось, что союзники совсем не хотят помогать Москве в борьбе за освобождение рынка от европейских продуктов. Минск и Казахстан заявили, что отказываться от импорта европейского продовольствия не собираются, и результаты такого решения мы можем видеть на прилавках магазинов и в релизах об уничтожении «тонн санкционки». С экономическим сотрудничеством получилось тоже «не очень»: в первый год существования товарооборот между странами в ЕАЭС упал больше чем на 25%, в 2016 году еще упал и только в 2017 году начал возвращаться на прежний уровень.

Железные прагматики

Но политические аргументы, как это часто бывает, продолжали перевешивать экономические, и в 2015 году в Союз приняли Киргизию и Армению. Руководители этих маленьких стран показали себя большими политиками: понимая, как важно для Москвы их участие в проекте ЕАЭС, они тут же попросили и получили множество бонусов и привилегий. Армения, например, сохранила свои таможенные пошлины на мясо и особый порядок прохождения грузов из Армении в другие страны ЕАЭС (формально из-за отсутствия общей границы), а заодно закрепила для себя «переходный период для унификации законодательства» на целых восемь лет.

А Кыргызстан поступил еще умнее – воспользовавшись правилам ЕАЭС, он фактически открыл границу для китайских товаров. Если в первом полугодии 2015 года объем транзитных грузов из Китая в Киргизию составил 780 тонн, то за тот же период в 2016 году, после вступления республики в ЕАЭС, он вырос более чем в пятьдесят раз. На границе с Казахстаном таможенного контроля больше нет – и Кыргызстан снова стала главным транзитным хабом для китайских потребительских товаров, хлынувших на постсоветское пространство. Чтобы представить «цену вопроса»: по численности населения Россия превышает Казахстан и Кыргызстан вместе взятые в шесть раз. А одежды и обуви в эти республики, по данным китайской таможни, ввозится примерно сколько же, сколько в Россию – более чем на $5,5 млрд в год. Понятно, что куртки и ботинки Made in China следуют на российский рынок, объем недополученных таможенных пошлин оценивается в сотни миллионов долларов в год.

В целом же политику «союзников» России по ЕАЭС можно описать как предельно прагматичную – лидеры стран-участников Союза не собираются поддерживать Россию в конфликтах и готовы заниматься «интеграцией» ровно в той степени и до того уровня, который позволяет местной бюрократии собирать административную ренту и бонусы от регулирования экономической деятельности. Все это не очень похоже как на «свободы ЕС», так и на идеи президента Казахстана, который когда-то первым заговорил о Евразийском союзе, как о возможном партнере для союза Европейского.

Экономика