Наши соотечественники, судя по опросам «Левада-центра», окончательно осознали всю серьезность экономического положения страны – 80% респондентов прямо называют происходящее кризисом, 46% считают, что он будет длиться еще более двух лет. Долгосрочные ожидания превращаются в самосбывающиеся пророчества – население переходит в режим жесткой экономии. Но самое печальное, что даже эти деньги не помогут вновь раскрутить экономический маховик – инвестировать не во что.

Еще два года назад в то, что на дворе экономический кризис, верили лишь 60 % россиян. Но самое главное, даже те, кто признавали наличие трудностей, считали их кратковременными. В памяти еще был свеж кризис 2008 года, после которого произошел быстрый «отскок от дна», да и посткрымская эйфория еще была сильна. С тех пор народ стал куда пессимистичней.  46% опрошенных «Левадой» считают, что кризис закончится не раньше, чем через два года, либо вообще будет «очень продолжительным», тех, кто ожидает улучшения уже в ближайшие месяцы – лишь несколько процентов. 

А раз края кризиса не видно, нужно уже сейчас готовиться к самому худшему, то есть урезать траты и копить. Такая тактика прямо отражается на данных «Росстата» о денежных накоплениях населения, которые весьма значительны и продолжают расти.  На начало августа этого года россияне скопили не менее 25 трлн рублей, что на 5 трлн больше, чем на 1 января 2015 года. 20-процентный рост сбережений в условиях кризиса. Для сравнения: все доходы федерального бюджета на 2016 год запланированы в объёме 13,7 трлн. Кроме того, структура народных накоплений тоже улучшается. Процент денег, внесенных на банковские счета, увеличился с  65 до 68%, доля ценных бумаг увеличится с 13 до 16%, а доля наличных упала с 21 до 16%. Кроме того, вся эта статистика не учитывает валютные накопления.

Эти благостные, казалось бы, цифры демонстрируют, что кризиса народ боится не только на словах, считает директор Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС Татьяна Малева.

«Изменилась модель поведения, население перешло к стратегии выживания, осознало, что кризис не кончается и сберегает на черный день. Это одновременно снижает спрос, что еще больше ухудшает экономическую ситуацию, но, в то же время, способно смягчить долгосрочные последствия кризиса для самого населения», - отмечает она.

Время от времени звучат оптимистичные утверждения, что рано или поздно эта денежная масса как-то начнет работать на реальную экономику. Об этом, в частности, неоднократно упоминал замдиректора ИМЭМО РАН Евгений Гонтмахер. В США, ЕС и Японии именно накопления домохозяйств – самая значимая часть национального богатства.  При этом Гонтмахер всегда оговаривался, что для того, чтобы деньги населения начали приносить экономике пользу, государство должно обеспечить необходимые условия. Увы, пока этого не видно.

О том, что накопления населения сейчас не могут стать драйвером экономического роста, говорит и Николай Кондрашев, ведущий эксперт «Центра развития» НИУ ВШЭ.

«Сбережения населения  вернулись в норму, нет ничего исключительного в том, что остаток средств на счетах растет. Это происходит всегда, кроме ситуаций совсем уж тяжелых экономических кризисов. Кроме того, значительная часть этого роста – не новые вклады, а проценты по старым. Да, большая часть этих денег остается в банковской системе, все они, в конечном счете, конвертируются в кредиты населению и бизнесу. Но процесс кредитования идет медленно. Проблема не в том, что у банков нет денег. Проблема в том, что огромную денежную массу некуда инвестировать – в экономике нет новых интересных перспективных проектов. Нет условий для инвестиций», - отмечает эксперт.

Кондрашев отметил, что это еще раз говорит о неадекватности представлений усилившейся за последний год «партии печатного станка»:  советника президента Сергея Глазьева и лидера «Партии Роста» Бориса Титова. Они утверждают, что Центробанк «пересушивает» экономику своей жесткой денежно-кредитной политикой. В действительности денег в экономике хватает, вот только применить их невозможно.

Таким образом, кризисное мышление россиян только усугубляет экономические трудности. На бытовом уровне желание «перетерпеть и продержаться» совершенно рационально и адекватно, но в масштабах страны такой подход ведет к тому, что кризис становится хроническим. Стандартная реакция любого народа на обнищание – рост политического протеста – в России наблюдается лишь в зачаточном состоянии. Опросы того же «Левада-центра» стабильно констатируют, что готовность народа выходить на улицу находится на очень низком уровне и даже отдаленно не напоминает настроения конца 2011 – начала 2012 годов.    

О том, что люди «обживаются» в кризисе, говорят и данные других опросов. Так, стабильно низким является интерес к планированию собственной жизни. Почти половина россиян (46%) «не знают, что будет даже в ближайшие месяцы» и еще треть (33%) могут планировать лишь «на 1–2 года вперед». Это, в свою очередь, связано с массовым представлением о том, что от самих людей ничего не зависит. Лишь 6% считают, что могут оказывать «значительное» влияние на происходящее в стране, остальные охотно приходят к мысли, что «от нас ничего не зависит» и «власть все сделает по-своему». Политолог Екатерина Шульман любит ссылаться на крупные международные исследования, которые констатируют, что единственное действительно достоверное отличие национальной психологии от европейской – повышенный страх риска. Россияне предпочитают прогрессу безопасность и стабильность, соответственно, в условиях стагнации или медленной рецессии они предпочитают вообще ничего не делать, опасаясь еще большего ухудшения ситуации.

Но самое главное, свидетельствуют опросы «Левады», что кризис воспринимается населением как естественное и почти нормальное состояние, даже состоятельные слои общества психологически воспринимают себя бедными. Социолог Мария Красильникова отмечает, что с 1999 по 2013 годы реальные доходы населения, очищенные от инфляции, выросли почти в 4 раза. Но структура расходов осталась почти такой же, какой была. Бедное население может позволить себе тратить деньги только на еду и одежду. Когда доходы быстро растут, человек не пытается извлечь из этого долговременные выгоды, а лишь кратковременно наращивает качество повседневного потребления. Красильникова поясняет, что такой тип мышления приходит из СССР. Люди привыкли, что лишь государство может решать проблемы жилья, образования и здравоохранения, само население принимает решения лишь на бытовом уровне. Сокращение горизонта планирования и кризисные ожидания воскрешают этот тип мышления, возвращают нас в прошлое.