«Россия перенасыщена валютой». Экономист Андрей Мовчан — о том, зачем правительство уронило рубль

Рубль в последнее время немного приподнялся, но падение не отыграл. Многие экономисты объясняли его очередной провал страхом рынка перед американскими санкциями. Но санкции здесь ни при чем, считает экономист, эксперт программы «Экономическая политика» Московского центра Карнеги Андрей Мовчан. На рубль давит наше правительство, чтобы сделать нашу жизнь еще прекраснее, говорит он.

---

 

 Андрей Андреевич, в 2015 году вы говорили, что рубль переоценен. Что вы скажете о сегодняшней его цене?

— Если исходить из тех же моделей, которые мы использовали в 2015 году, то сейчас рубль недооценен. В 2015 году нефть стоила в два раза дешевле. Сейчас нефть сильно дороже, а значит, значения курса рубля должны быть другими. Но это, конечно, с точки зрения их равновесных характеристик, без учета преходящих факторов. А происходящее сегодня ослабление курса — это следствие двух временных факторов. В первую очередь, весь год шла активная скупка валюты Центробанком и Минфином. И рынок поверил в то, что скупка будет продолжаться, и последовал за ЦБ. Ну и вторая причина — в серьезном движении денег от развивающихся стран «в сторону доллара». Причин у него несколько. Ставка Федеральной резервной системы повышается — деньги становятся дороже. Сокращаются балансы крупных центральных банков. Количественное смягчение закончилось, начинается количественное ужесточение. И просто есть некоторый негативный сентимент по отношению к инструментам развивающихся рынков в связи с начавшимися торговыми войнами. Эти факторы серьезно отклоняют рубль от фундаментальных значений.

 

Насколько серьезно отклоняют?

— Сейчас это отклонение уже достигает 20-25%.

 

Почему вы не назвали санкции среди факторов, которые на это влияют?

— Потому что санкции не имеют к этим факторам никакого отношения.

 

Но ведь весной рубль начал падать именно после объявления США об очередной порции санкций. И сейчас падения связывают с будущими санкциями.

— Сегодня, как видите, нет уже никаких стремительных падений. Оно было в начале весны и совпало с объявлением о санкциях, но не было им вызвано. Если вы посмотрите на аргентинский песо, на китайский юань, на многие другие валюты развивающихся рынков, они в то же время активно падали. Санкциям очень сложно на это влиять, потому что они никак не затрагивают российскую финансовую систему. Россия перенасыщена валютой. Центральный банк скупил порядка $30 млрд за этот год на внутреннем рынке. Даже если, условно говоря, американцы запретят российским эмитентам занимать в долларах, это ни на что не повлияет. Хотя бы потому, что у нас у самих избыток этой валюты. Нам бы кому-нибудь в долг давать, вместо того чтобы занимать.

 

Тогда зачем ЦБ скупает валюту? Он же, получается, искусственно взвинчивает курс?

— Это позволяет Центральному банку и Минфину наполнять бюджет. Чем ниже курс рубля, тем им проще жить. Бюджет-то все равно наполняется петродолларами. Нефть дорогая, этих долларов им приходит много, они конвертируются в доходы бюджета. Чем ниже курс рубля, тем больше рублей в бюджет приходит. И чем ниже курс рубля, тем дешевле расходы, номинированные в рублях. Поэтому сейчас мы видим профицит бюджета.

 

А зачем им профицит бюджета?

— У нас президент подписал майские указы. И огромную сумму, порядка 8 трлн рублей, нужно за ближайшие годы потратить на описанные там инициативы

президента.

 

На улучшение нашей жизни.

— Да-да. В основном, эти инициативы связаны с тем, чтобы дать работу семьям, приближенным к президенту, — крупным подрядчикам государства. А на это надо найти деньги.

 

Их вроде нашли же — у пенсионеров.

— Много денег никогда не бывает. И самый простой способ найти эти деньги — это даже не пенсионеров грабить, а занижать курс рубля. Чем больше вы занижаете курс рубля, тем у вас больше денег в бюджете.

 

Вы хотите сказать, что ЦБ скупает доллары не для пополнения золотовалютных резервов, а именно для давления на рубль?

— Безусловно. И они даже не скрывали, что скупка валюты происходила для того, чтобы сделать курс комфортно низким. Еще они говорят, что это помогает экспортерам. Экспортерам это, конечно, помогает. Но, например, те, кто работает на импортном сырье, страдают. И те, кто работает для внутреннего рынка, тоже страдают, потому что падает покупательная способность людей. Посмотрите на росстатовские данные, которые не очень точны, но тем не менее показательны: в августе мы уже наблюдаем падение реальных доходов населения. Если посмотреть на более сложные показатели, вроде стоимости недвижимости или среднего чека в магазинах, так они тоже идут вниз

 

О падении реальных доходов у нас говорят с 2014 года.

— В 2017 году ситуация стабилизировалась. А в 2018-м — очередная волна падения. При нефти в $80 за баррель это беспрецедентная ситуация на российском рынке. И раз идет падение доходов населения, то, естественно, все, кто работает на внутренний рынок, будут продавать меньше.

 

Так вот почему дорожающая нефть перестала влиять на курс рубля? То есть она могла бы его приподнять, но ей не дает Центробанк, скупающий доллары?

— Нефть, конечно, продолжает влиять на курс. У нас все-таки курс не один к ста и не один к десяти. Потому что рубль — это валюта, обеспеченная нефтью. Наши базовые значения 50+ все-таки остаются якорем, определяющим диапазон, в котором будет находиться курс. Но «поверх» нефти есть еще два крупных фактора. Повторю, что первый — временное охлаждение к развивающимся рынкам, второй — опять же временные активные действия Центрального банка и Минфина. У нас в истории уже были ситуации, когда ЦБ и Минфин активно влияли на курс, например — до 1998 года или в 2008-м, когда они, наоборот, продавая валюту, удерживали высокий курс рубля искусственно. И продолжалось это от шести месяцев до двух лет. А когда валюту надо скупать — для ЦБ и Минфина такая ситуация даже комфортнее. Рублей-то они могут напечатать сколько угодно. И это они могут делать достаточно долго.

 

Разве это не разгоняет инфляцию?

— Необязательно. Инфляция растет тогда, когда вместе с увеличением денежной массы растет спрос, растет потребление, соответственно растут цены на товары. А сейчас этого не происходит. Во-первых, у нас есть уже некоторое затоваривание за счет роста производств в предыдущие годы. Во-вторых, покупательная способность населения падает. И поэтому инфляции неоткуда взяться. Инфляция могла бы быть инвестиционной, если бы промышленники и предприниматели, пользуясь экономическими условиями, начали инвестировать. Покупать, например, оборудование. Но ведь и этого не происходит. Инвестиции на нуле, экономика стагнирует, все это знают — и никто не хочет вкладывать деньги.

 

Оба фактора, влияющие на рубль, вы назвали временными. Если они исчезнут, если развивающиеся рынки вновь станут интересны, а ЦБ перестанет скупать валюту, укрепится ли тогда рубль?

— Если они исчезнут, то основным фактором опять останется нефть. И тогда, по идее, мы должны увидеть рост курса рубля в диапазоне, условно говоря, 25%.

 

Что должно произойти, чтобы Центробанк прекратил такую политику?

— Они ее уже приостановили, потому что поняли, что это уже слишком жестко давит на экономику. Они тоже пытаются балансировать конструкцию. И вы видите, что они приостановили это в районе 70 рублей за доллар. За счет этого курс рубля уже поднялся на 7-8%. Но вопрос ведь не в самой приостановке де-факто. Вопрос в том, чтобы экономические агенты поверили в то, что эта политика действительно поменялась. Пока этого не происходит. Сейчас экономические агенты не верят в усиление рубля, поэтому продолжают играть так, как будто рубль и дальше будет падать. Пройдет некоторое время, может быть, два месяца, три, полгода. Российской власти вообще очень слабо верят в экономических вопросах, потому что она очень часто обманывает. И если они действительно перестали скупать валюту, начнется обратное движение. Люди поверят, что рубль может вырасти. И тогда мы увидим, как курс без каких бы то ни было новых факторов сделает движение вниз и станет, например, не $66, а $60. Потом придет новая волна интереса к развивающимся рынкам, курс станет еще ниже.

 

Но нефть может не дождаться этого счастья.

— Да, другой вопрос, что нефть за это время может подешеветь, и тогда значения будут уже другими.

 

Как в целом повлияет на экономику эта политика Центробанка и Минфина? Вы недавно написали: такая ситуация — «билет в один конец» для российской экономики. Что вы имели в виду?

— Я имел в виду именно эту политику существенного ослабления курса рубля. Как устроена экономика? В ней есть несколько сегментов, иногда с противоречащими друг другу факторами успеха. Мы экспортируем нефть. Когда она на рынке дорогая, мы зарабатываем, когда дешевая — начинаем терять деньги. Что происходит в России, когда нефть дешевеет, это все видят. Чтобы иметь нормальную экономику, нам необходимо развивать те сектора, которые в состоянии производить высокомаржинальный продукт со стабильной ценой на рынке и продавать его на международных рынках.

 

Айфоны, например.

— Да, условные айфоны. У каждой страны свои «айфоны». У Швейцарии, например, это финансовые услуги. Чтобы эти сектора развивать, нам нужно пройти очень длинный путь импорта технологий, комплектующих, людей и так далее. Никакие свои кулибины из рязанских деревень нам технологий сегодня не построят.

 

И что нужно, чтобы пройти этот путь? Чтобы его хотя бы начать?

— Для этого нужно, во-первых, доверие к внутреннему рынку. Это значит, что люди должны на внутреннем рынке чувствовать себя уверенно, они должны хотеть покупать. У нас должна быть здоровая, предсказуемая инфляция. Во-вторых, конечно, нам нужно, чтобы у нас был предсказуемый курс валюты. Потому что если курс рубля низкий, то все, что мы покупаем за границей, обходится нам неоправданно дорого. Поэтому, когда у нас серьезно занижен курс, мы вынуждены фактически останавливать заимствование технологий и закупки, позволяющие нам производить высокомаржинальные товары, в которых существенная часть себестоимости — это импорт.

 

Так мы же под санкциями. Нам технологий все равно не дадут.

— Нам не дают очень малое количество очень специфических технологий. Я никогда не слышал, чтобы какая-то страна мира с помощью именно таких технологий стала богатой. Нам не дают какие-то военные технологии, которые чуть-чуть затрагивают сектор переработки коммодитиз (биржевые товары. — Прим. ред.), и нам не дают технологии разведки нефти и добычи тяжелой нефти. Это все касается того, что у нас уже как бы есть, секторов, где мы и так активно присутствуем, и которые не защищают нас от кризисов на рынке нефти. Это сравнительно простые в копировании и применении технологии, за пять-шесть лет, которые у нас есть, мы сами разработаем эти технологии или украдем. В конце концов, технологию атомной бомбы украли. А вот что касается технологий высокомаржинальных производств…

 

У нас йота-фон сделали…

— Ну и где он? Вот мы производим самолет «Сухой». В нем 60-80% комплектующих импортные (смотря кто считает), технология импортная, она только адаптирована нашими инженерами. Сейчас эти комплектующие будут поступать, с точки зрения российского рынка, на 25% дороже. А основной сбыт этих самолетов — все-таки Россия. То же самое с любой нашей машиной: если мы производим нормальный автомобиль, то только там, где у нас импортные комплектующие. То же самое касается технологий химических: там, где мы производим что-то сложное, а не просто нефть-сырец или бензин, везде есть импортное сырье, импортные катализаторы, оборудование, технологии, присадки и так далее. Даже в сельском хозяйстве — сложные химикаты, посевной фонд, техника, системы контроля — все импортное. То же самое — сервис: вы не сможете организовать нормальный сервис без компьютеров, а их мы покупаем за рубежом. И все это теперь стоит на 25% дороже, чем должно бы стоить.

 

Вы описываете какой-то тупик: нам уже все дороже, потому что есть только низкомаржинальный сегмент, но он и останется, потому что нам все дороже, чем могло бы быть. Как из этого выбраться?

— Нет, не поэтому. Все дороже потому, что в угоду идеям единоличного правителя и коммерческим интересам приближенных, ЦБ и Минфин вмешиваются в рыночное ценообразование. По идее, в мире принята совсем другая логика развития страны. Нормальным, например, считается дефицит бюджета. И большинство развитых стран держат плановый дефицит. Нормальным считается более высокий внешний долг. Не как у нас — госдолг на уровне 17% ВВП, а 50-70%. И никто не пытается с этим бороться, потому что эти параметры естественны при активной международной кооперации. Нормальным считается курс валюты, сформированный на свободном рынке, а не созданный Минфином и ЦБ. Потому что именно равновесный курс позволяет ориентироваться на экономическую ситуацию и принимать экономические решения. Нормальная страна думает о том, насколько она защищена от волатильности рынков сырья и конкурентоспособна, поэтому создает условия для тех, кто может производить высокомаржинальную продукцию со стабильным спросом. Если для этого требуется массивный импорт, она создает условия для массивного импорта. Но первое условие — это, конечно, развитая кооперация и отсутствие вражды с развитыми странами.

 

Это уже не очень из области экономики.

— Да, наша внешняя политика должна быть изменена коренным образом, чтобы мы вообще могли развиваться. Ни одна страна в мире никогда не стала богатой в конфликте с другими странами. Только в сотрудничестве, в кооперации, на основе сложных и не всегда идеальных договоренностей. Второй вопрос — мы должны давать возможность базовым рыночным индикаторам иметь реальные значения. Не надо, например, скупать валюту, когда у вас и так полтриллиона резервов. Дайте рублю быть достаточно сильным, чтобы импортеры чувствовали себя достаточно хорошо.

 

У России другой путь, свой.

— Да, в России у власти подход другой. Они считают, что нам высокомаржинальный бизнес вообще не нужен, нам хватает доходов от нефти и газа. Нас волнует только исполнение бюджета, потому что президент сказал — надо выполнить. С помощью занижения курса (сокращения пенсий и роста налогов) мы бюджет отлично выполняем. У нас бочка нефти сейчас стоит 5,5 тыс. рублей. Это просто невиданно, такого не было 10 лет назад даже близко. И это тоже у нас нормально. А народ мы будем держать в максимальной зависимости от бюджета и на таком экономическом уровне, чтобы он только не бунтовал. В принципе, тоже подход, страна, как видите, существует.

 

Если обобщить, то для того, чтобы пойти по прекрасному пути, государство просто должно перестать во все лезть?

— Это все-таки некоторое упрощение. Я, безусловно, считаю себя либеральным экономистом, но я не склонен так жестко все упрощать. Конечно, государство должно играть роль в экономике. Другой вопрос, что оно должно играть роль арбитра и регулятора. Американцы увеличивают баланс Федеральной резервной системы (ФРС), когда видят, что риски на рынке зашкаливают и что нужно немного выпустить пар, но потом они уменьшают баланс ФРС, когда видят, что ситуация с высокими рисками ушла в прошлое. Китайские власти сегодня, видя замедление экономики, сокращают налоги и ведут борьбу за расширение кооперации с другими странами. Вот это — нормальные действия.

Фото: snob.ru